Аркадий Малер, член Синодальной библейско-богословской Комиссии и Комиссии по преодолению расколов Межсоборного присутствия Русской Православной Церкви:
Дело в том, что в нашей околоцерковной среде уже очень давно и достаточно основательно набирает силу определенное идеологическое движение, которое я собирательно называю "опричным" или "неоопричным". Я хочу подчеркнуть, что речь идет не просто о каких-то отдельно взятых, случайных явлениях, а о целом движении, которое пока еще внутренне никак не структурировано в силу своей принципиальной аморфности и разнородности, но при иных исторических условиях и появлении общего лидера оно может составить Церкви не меньшую проблему, чем какие-нибудь донатисты в IV веке. Впрочем, оно уже составляет проблему тем, что, пользуясь всеобщей религиозной безграмотностью, оно навязывает окружающим собственные представления о Православной Церкви, так что очень многие, нормальные современные люди уверены в том, что это движение чуть ли не выражает подлинное, официальное православие. Если называть вещи своими именами, то мировоззрение этого движения вообще не христианское, а скорее языческое и если в истории христианства были его аналоги, то это гностики-маркиониты раннего Средневековья, для которых весь смысл Нового Завета сводился к борьбе с Ветхим Заветом, так что не очень понятно, зачем с точки зрения этих еретиков вообще нужно быть христианином, если можно оставаться в родном язычестве и вообще никак не связывать себя с религией инородного происхождения? Наиболее честные из них так и делают, провозглашая себя язычниками, а остальные продолжают называть себя христианами, фактически отрицая всю суть христианства — и нравственную, и онтологическую. Бессознательный маркионизм этих новых "опричников" идеально ложится на их пещерную родоплеменную психологию, движущую ими куда больше, чем слова Нагорной проповеди, и отсюда возникает вся их идеология, ключевыми положениями которой являются, с одной стороны, архаический миф об изначально святом и всегда во всем правом народном племени, а с другой стороны, такой же миф об изначально святом и всегда во всем правом народном царе, выражающем волю этого племени. Ни Христос, ни Церковь в этой картине мира не нужны, но они вспоминаются только по принципу вынужденного двоеверия — раз тысячу лет наше племя исповедовало православие, то будем называть себя православными. Очень важно заметить, что поскольку вся мировая история представляется здесь исключительно борьбой своего племени со всем миром, то насилие воспринимается в этом контексте не как неприятная вынужденная мера, к которой приходится прибегать в крайних случаях, а как самостоятельная, культивируемая ценность, как часть самой идеологии.